
Детская городская больница города Первоуральска, Ольга Старостина
Бомбежки, Освенцим, немецкая латифундия и трудное возвращение на родину – таким вспоминает свое детство бывшая медсестра детской больницы Первоуральска Роня Семушина.
Ветеран детской больницы Первоуральска, 88-летняя Роня Степановна Семушина стояла у истоков больничной физиотерапевтической службы. Когда открылся первый физкабинет, она, пройдя соответствующую специализацию, стала его первым сотрудником.
В 1957 году Роня Степановна окончила в Первоуральске двухгодичную школу медицинских сестер. Практически вся её профессиональная жизнь тесно связана с детской городской больницей.
Стабильность и определенность пришли в её жизнь именно в Первоуральске, куда в 1953 году из белорусской деревни её привез родной брат матери, дядя Миша. Когда прошедший фронт кадровый военный, осевший на Урале, приехал в очередной отпуск на малую родину, сестра Кулина упросила его: «Возьми племяшку с собой в город, чтоб она образование и профессию получила, а то здесь только быкам хвосты крутить будет».
До этого момента её детско-отроческая биография представляет собой калейдоскоп событий, предельный по насыщенности и напряжению детских сил: бомбежки, Освенцим, угон на работу в Германию, трудное возвращение домой.
22 июня 1941 года пятилетняя Роня Цыбульская из польско-еврейского местечка Фелисполье, что близ Бобруйска, вместе с отцом отправилась в лес. Отцу надо было нарубить жердей для хозяйства, а Роня прихватила котелок, чтоб ягод набрать. Из лесу выходят, а по деревне уж немцы разъезжают на своих мотоциклах в поисках хлеба, кур, яиц. Батька велел ей по задворкам до хаты пробираться, а сам снова в лес подался. В следующий раз Ронечка увидит папку своего только через 5 лет, в 1946 году. Сначала отец партизанил, как многие в Белоруссии, потом добровольцем на фронт ушел, долго лежал по госпиталям.
Немцы в их заново отстроенном после пожарища доме разместили лазарет. Мать Кулина с тремя дочками перебралась в погреб. В Беларуси погреб размещается не под домом, как на Урале, а на огороде. Многие соседи сразу в лес засобирались к партизанам. Мать тоже котомку с одеждой приготовила и пошла в деревню в поисках хоть какого-нибудь провианта. Там её схватили полицаи. Сестренки какое-то время жили одни, боясь нос высунуть из своего убежища. Вскоре мать отпустили и вместе с дочерьми угнали в Освенцим.
Долгое время после войны Роне по ночам снился санпропускник Освенцима: злые жирные, непрерывно жужжащие мухи, умирающие на грязном полу от побоев и духоты люди, длинные очереди людей, которых раздевали, отбраковывали, стригли наголо, выдирали золотые коронки вместе с зубами.
Их спасло то, что мать от природы была женщиной высокой и сильной, в концлагере её определили на хозяйственные работы, дочерей – Роню и Лену – оставили при ней. Самая младшая сестренка умерла в дороге.
Однажды в Освенцим из Германии приехал крупный землевладелец Бруно Бауэр и отобрал крепких здоровых женщин для работы на своих бескрайних полях в окрестностях города Лютерштадт-Айслебен, недалеко от Лейпцига. Детям разрешил остаться при матерях. Роня помнит, как рыжий Бруно часто хлестал их плеткой по спинам. Хозяйка была добрее, иногда по дороге из пекарни отрезала им по кусочку хлеба. В латифундии Бауэра они с матерью пробыли до конца войны, пока не пришли американцы и не освободили их. Роня впервые тогда попробовала какао, которым их напоили освободители, дав впридачу по большому куску окорока. Всем освобожденным работникам Бауэра американцы относительно их дальнейшей судьбы предложили три варианта: остаться в Германии (Европе), уплыть на пароходе в Америку или вернуться домой. Понятно, что мать первые два варианта даже не рассматривала. Домой и только домой!
До приграничного Бреста ехали в телячьих вагонах, затем их пересадили на вагонетки для перевозки угля. Да еще и обокрали по дороге. Всем почему-то казалось: если из Германии едешь, значит, не с пустым карманом. Грязными, с забившейся во все складки угольной пылью, обобранными они вернулись на родное пепелище. Их деревню Фелисполье немцы сожгли. Надо было строить жизнь заново. Откопали в огороде предусмотрительно зарытую швейную машинку «Зингер» и отправились в соседнюю Польшу менять её на корову. Обратно вернулись только через три месяца: голодные, ноги в кровь изодраны, зато с коровой. Она-то и спасла их от голода в то послевоенное лихолетье.
А через несколько лет приедет дядя Миша и увезет её в Первоуральск.
На Урале Роня Цыбульская обрела вторую жизнь. Здесь мужа встретила, вальцовщика с Новотрубного завода, и стала Роней Степановной Семушиной. С мужем Николаем прожили в любви и согласии больше полувека. Её единственный сын, Олег Николаевич Семушин, тоже связал свою жизнь с медициной. По первой специальности он гастроэнтеролог, в настоящее время работает врачом-узистом. Супруга его тоже медик.
Роне Семушиной летом следующего года исполнится 90 лет. Возраст более чем почтенный, но Роня Степановна сдаваться ему вовсе не намерена. Еще в саду потихоньку продолжает работать.
Сын Олег сейчас пишет родословную их семьи. Его мать – живая история длиною почти в век, и память её – кладезь событий и фактов, из которых состоит и родословная их семьи, и история страны.